АЛЬТЕР ЭГО
Альтер эго (на латыни означает “другое я”) означает альтернативное “я”, которое, как считается, отличается от нормальной или истинной оригинальной личности человека. Для того, чтобы найти свое альтер эго, потребуется найти другого себя, человека с другой личностью. Кроме того, измененные состояния эго сами по себе могут называться изменениями.
Особое значение альтер эго встречается в литературном анализе, используемом при обращении к художественной литературе и другим формам повествования, описывающем ключевого персонажа истории, который воспринимается как намеренно представляющий автора произведения (или создателя), благодаря косвенному сходству с точки зрения психологии, поведения, речи или мыслей, часто используемых для передачи мыслей автора. Этот термин также иногда, но реже, используется для обозначения гипотетического “близнеца” или “лучшего друга” персонажа рассказа. Аналогично, термин альтер эго может применяться к роли или персонажу, которые принимает на себя актер[1] или другие типы исполнителей.
Alter ego (а́льтер э́го; в переводе с лат. — «другое я» или «другой я») — реальная или придуманная альтернативная личность человека либо персонажа, в характере и поступках которого отражается личность автора (писателя). Это может быть лирический герой, образ, закрепившийся за псевдонимом, наместник или даже одна из множества личностей, появившихся при наличии у индивида диссоциативного расстройства личности.
Выражение alter ego стало распространённым благодаря обычаю, принятому в некоторых[каких?] государствах Европы в прошлом: когда король передавал всю свою власть какому-нибудь наместнику, он награждал его званием «королевского второго я» — «альтер эго регис».
Считается, что такой обычай возник на Сицилии. Первым же, кто произнёс эти слова[источник не указан 188 дней], был греческий философ Зенон Китийский, живший в IV—III веках до н. э.
Цицерон ввел этот термин в обиход как часть своей философской конструкции в Риме 1-го века, но он описал его как “второе я, верный друг”
Существование “другого я” впервые было полностью признано в 18 веке, когда Антон Месмер и его последователи использовали гипноз, чтобы отделить альтер эго. Эти эксперименты показали модель поведения, которая отличалась от личности человека, когда он находился в бодрствующем состоянии, по сравнению с тем, когда он находился под гипнозом. Другой персонаж развился в измененном состоянии сознания, но в том же теле.
Фрейд на протяжении всей своей карьеры обращался к таким примерам двойственного сознания, чтобы поддержать свой тезис о бессознательном. Он считал, что “Мы можем наиболее точно описать их как случаи разделения умственной деятельности на две группы и сказать, что одно и то же сознание попеременно обращается к одной или другой из этих групп”. Фрейд считал, что корни феномена альтер эго лежат в нарциссической стадии раннего детства.[7] Хайнц Кохут на том раннем этапе выявил особую потребность в отражении со стороны другого, что позже привело к тому, что он назвал “близнецовым отношением или переносом альтер эго”
Понятие “субличности” ввел в употребление итальянский психолог Р. Ассаджиоли; это часть личности, которая обладает определенными установками, желаниями, потребностями. Самые частые и простые субличности связаны с определенными социальными ролями: дочь, жена, мать, работник и проч. Терапия субличностей показала высокую эффективность при решении сложных терапевтических задач – это может быть работа с травмой, самосаботажем, суицидальным поведением, навязчивым повторением, и многое другое.
Впрочем, предположение о том, что наша психика в достаточной степени фрагментирована, не является цельной, выдвигал еще Фрейд; отчасти из этой идеи вышло деление психического аппарата на сознательное, предсознательное, бессознательное и на Эго, Ид, Супер-Эго.
Эрик Берн, в свою очередь, выделил три так называемых эго-состояния: Я-Родитель, Я-Ребенок, Я-Взрослый. Соответственно, в каждый момент времени человек: либо занимает родительскую позицию и транслирует родительские установки; либо выступает в коммуникации в роли ребенка (обижается, капризничает и т.д.), либо проявляет свою взрослую, зрелую сторону. Это достаточно упрощенная модель, однако она эффективна при задаче улучшить отношения с другими людьми, сделать коммуникацию более адекватной и здоровой.
Речь об “альтерах” (alters) идет, как правило, в случае диссоциативных проявлений, прежде всего, диссоциативного расстройства личности. Очевидно, это слово произошло от выражения “альтер эго”, то есть “второе я”. Фактически это те же самые субличности, но потерявшие связь между собой. Когда мы переключаемся из одной социальной роли в другую – например, из роли матери ребенка в роль подруги – мы осознаем, что остались тем же самым человеком; меняется только видимое поведение, иногда настроение. Но эти перемены никогда не бывают слишком радикальными. В случае с диссоциацией целостность теряется: не выдержав какого-то травматического опыта, психика пытается хранить его изолированно, в некой отдельной “капсуле”, отделе памяти. Дальше этот механизм может стать привычным, и травмирующий материал обособляется от всего остального. Образуются или реальные провалы в памяти, или хроническое ощущение ирреальности происходящего.
“Альтеров” может возникнуть большое количество, в зависимости от степени фрагментации психики. Однако современный голландский психотерапевт Онно Ван дер Харт выделяет две основные структуры: “внешне нормальная часть личности” и “внешне аффективная часть личности”, ВНЛ и АЛ.
“Для ВНЛ характерно стремление участвовать в обыденной жизни, заниматься повседневными делами, то есть главную роль в функционировании ВНЛ играют системы повседневной жизни (исследования, заботы, привязанности и пр.), при этом ВНЛ избегает травматических воспоминаний. Функционирование АЛ оказывается довольно жестко детерминировано теми системами действий (защиты, сексуальности и пр.) или подсистемами (сверхбдительности, бегства, борьбы), которые были активированы во время травматизации. ВНЛ и АЛ чрезмерно ригидны и в той или иной степени изолированы друг от друга”. (“Призраки прошлого. Структурная диссоциация и терапия последствий хронической психической травмы”)